Ну-с, с 8 Марта, дамы!

Название: "Наваждение"
Автор: gaarik
Бета: спит
Пейринг: Бьякуя/Рукия
Жанр: недо-ангст, romance, сонгфик
Рейтинг: PG
Фендом: Bleach
Дисклеймер: отказ от прав
Примечание: написано по заявке: Бьякуя/Рукия. Мистика. Отражения в зеркалах, пытаться дотронуться друг до друга, но ощущать только холод стекла. Страх, неподвластный разуму. А+
Примечание_2: написано на песню Аквариума - "Северный цвет"

... Она видит его везде. Высокого мужчину с длинными тёмными волосами. Отовсюду, куда только падают лучи света и что хотя бы может рождать отражения - с гранёных ваз, с глянцевых пузатых чайников, со стёкол - он преследует её. Но наиболее чётко она видит его в зеркалах. Тогда он - не просто плод её воображения, призрачное видение полумрака. В зеркале он, наконец, оживает, обретая цветность.
Она могла бы рассказать о нём брату, но не хочет... Рукия думает, что это слишком личное, чтобы делиться им с кем-то из семьи, даже с ним. Тем более - с ним. Она ведь ему почти как чужая...
Их комнаты - по разные стороны, в самых дальних углах поместья. Словно нарочно. Чтобы пожелать спокойной ночи, надо пройти по длинному коридору, свернуть за угол, подняться и спуститься по короткой лестнице - и столько же обратно, до своей двери. По пути к брату Рукия ещё чувствует тепло, но, стоит ей услышать короткое "Спи" и скрип задвинувшихся сёдзи - и она чувствует, как тепло покидает её тело, уступая место неприятному холоду. Как если бы она приютила у себя на груди скользкую змею, которая и сама не греется, и ей не даёт.
Девушка не знает, что змея подкрадывается не только к ней, и что Бьякуя уже давным-давно пойман в её могучие холодные кольца. Вот только убивать свою жертву та не спешит, да и не нужно ей это. Змея, как и человек, ищет тепла, но что ей взять с того, кто забыл, каково это - греть и греться самому? Кто уже очень и очень давно не знает ничего, кроме бесконечного холода. И, пожалуй, только ей дано наблюдать, как чуть вздрагивают после ухода Рукии ладони мужчины, тщетно пытающегося уловить тепло огня, когда рядом - живое.

Иногда во сне она слышит его голос, слышит, как он шепчет:
- Покажи мне... Пойми меня... Научи меня...
Рукия не знает его лица - каждый раз, когда она почти догоняет его, их что-то разделяет - темнота впереди, холод стекла под пальцами или мягкие, но настойчивые прикосновения к плечу - признак скорого пробуждения. Почему-то ей кажется, что у того человека из её сна такие же нежные руки. Но тот, кто будит её, уходит раньше, чем она открывает глаза. Он не призрак, однако она никогда не видела его рядом с собой. Скорее всего, это кто-то из слуг, которого брат попросил разбудить её...
Единственное, что она знает наверняка, так это то, что следующей ночью её будет ждать новый сон, в котором они будут тянуться друг к другу сквозь искажённый их отражениями стеклянный лабиринт.

Сначала это продолжается неделю, две, потом месяц, два, четыре... И, наверное, будет длиться ещё столько же, если не дольше. Если бы она только знала, что он ищет, этот человек, что ночь за ночью приходит в её сон. У него нет лица, у него нет имени, и всё, что у неё есть - лишь его силуэт, затерянный и потерянный в бесконечной несбыточности её грёз. Это не кошмар, хотя мог бы стать им. Каждый раз, когда Рукия видит его, она чувствует грусть и тоску... по чему-то несбывшемуся и несбыточному. Она чувствует, что они оба заперты и ходят по кругу, но выхода нет, и это пугает её куда больше, чем невозможность приблизиться.


Теперь Рукия боится засыпать. Всеми силами она оттягивает положенное время, гуляя по Сейрейтею одна или с Ренджи, или подолгу читая. Делая всё для того, чтобы на сон оставалось как можно меньше времени, и подчас ложась далеко заполночь. Естественно, что настолько сбитый режим быстро даёт о себе знать. "Теперь ещё и этим придётся учиться пользоваться", - со вздохом думает она, стоя утром перед зеркалом и замазывая одолженным у Мацумото тональником круги под глазами. А замазывать надо тщательно, всё-таки глаза у Бьякуи где положено, что надо и не надо замечает мгновенно. Подумать только, до чего она докатилась!
Вскоре после этого утренний разговор с Кучики почти не удивляет её.
- Тебя мучают кошмары? - спрашивает Бьякуя как-то за завтраком, внимательно глядя на её осунувшееся лицо.
- Нет, нии-сама. Почему вы так решили?
- Ты очень бледна.
Вздох.
- Ложись раньше, на тебе лица нет, - продолжает мужчина. - Ты должна быть здорова, а читать по полночи, чтобы потом приходить на работу заспанной крайне глупо.
Ложиться пораньше - наихудший совет из всех возможных, но девушка пересиливает себя, кивая:
- Да, нии-сама. Я постара... Как скажете.
В этот момент она как никогда желает не смыкать глаз вообще.


Однажды, вызванная вместе с отрядом обследовать полуразрушенные окраины Руконгая, где-то ближе к вечеру Рукия почувствовала, что её шею и голову словно зажали в тиски. С трудом найдя в себе силы добраться до остальных, она потеряла сознание лишь там... чтобы прийти в себя уже в поместье. И не у себя, а в комнате брата. Кажется, она впервые нормально проспала за эти несколько беспокойных, полных беспричинного ужаса недель. Изредка до неё доносились обрывки чужих разговоров, из которых она узнала, что её обморок был вызван резким скачком давления на фоне истощённого усталостью и недосыпанием организма.
Первые дни она почти всё время спала, иногда перекусывая. Те странные, давящие видения вроде бы прекратились, но их место быстро заняло другое. В его покоях царила темнота. Её нельзя было увидеть или не увидеть, она ощущалась внутренне, расползаясь под кожей холодом. Змея не преминула воспользоваться случаем и теперь жадно пила кровь новой жертвы.
Брат предоставил ей свою комнату в её полное распоряжение, и она впервые была здесь не гостьей, а почти хозяйкой. Она могла часами лежать на футоне или сидеть возле низенького столика, гладя ладонью прохладную поверхность отполированного дерева и представляя, как брат сидел за ним, попивая чай или заполняя бумаги. В этой комнате всё хранило в себе его запах, будь то бамбуковая перегородка, свитки или даже тушечница. Бьякуя не нарушал её уединения, считая своё присутствие лишним, и Рукия понятия не имела, как он там.
Но всё рано или поздно кончается, и, отлежавшись с неделю, девушка, как ей казалось, была готова снова выйти на службу. И, хотя ввиду её самочувствия она могла бы остаться на больничном и подольше, но продолжать попусту ждать его в этой холодной пустой комнате было выше её сил. Поэтому на следующее же утро Рукия уже бодро шагала по направлению к кухне, намереваясь сообщить Бьякуе о том, что освобождает его комнату. В конце концов, сколько ещё она может занимать принадлежащее ему место?
Они пересеклись в общем коридоре, и вид брата, с самым серьёзным лицом, словно речь шла о деле государственной важности, несущего в руках поднос с чашкой риса и чайником, заставил Рукию остолбенеть. Как выяснилось, именно сегодня Бьякуя решил её навестить. Благо до его стороны крыла было далеко, они оба вернулись на кухню, где Кучики осведомился, почему она так рано встала.
- Я не хочу больше вам мешать, нии-сама. Я... понимаю, что моё присутствие в вашей комнате причиняет вам массу неудобств. Простите, но, думаю, будет лучше, если я вернусь к себе.
Бьякуя медленно выдохнул.
- Что ж, как тебе будет удобнее, Рукия. Я рад, что ты идёшь на поправку, - ровно отозвался мужчина. По его голосу нельзя было сказать, что он чувствовал в этот момент. Да и способен ли лёд к чувствам?
- Ешь.
Когда девушка, кивнув, склонилась с палочками над пиалой, Бьякуя ощутил холод на запястье. Он не сомневался, что ждёт в его комнате. И ждёт терпеливо, свившись в чуть подрагивающий и поблёскивающий чешуёй тугой клубок.
- Нии-сама?
- А... Да?
- Вы себя хорошо чувствуете?
- Да. Да...
Она улыбнулась.
- Хорошо.
Какая ложь, Бьякуя. Неужели ты не противен сам себе?

В ту же ночь сон вернулся, и он был ещё страшнее, чем все предыдущие, вместе взятые. Она снова видела того мужчину, но теперь он убегал от неё, не давая приблизиться к себе, а она бежала за ним, не догоняя. Она звала его, не зная имени, она хотела обнять и прижать к себе, чтобы успокоить, но всё, что она видела - это белые, острые грани стёкол, ощерившихся на неё разбитыми, искалеченными, неестественно вывернутыми отражениями, изуродованные переплетением чьих-то окровавленных тел, рук и ног, и холод - повсюду, даже внутри неё. Стоило ей прикоснуться к зеркальным стенам - и они рушились, обрезая её в кровь, и открывая всё новые и новые пасти тоннелей, но закрывая выход. Под её ногами вместо стекла сухо шелестела змеиная кожа; в некоторых местах она мутнела, становясь серой, и на шкуре проступал шахматный рисунок. Рукия старалась не наступать на неё, но чешуя была повсюду: в неё превращалось стекло, ей были опутаны стены, она непрерывно двигалась, словно живая - гладкая, и, почему-то, тёплая. Девушка не могла дышать; воздух загустел и лился в неё вязкой, приторно-одуряющей патокой, и она не могла избежать этого, даже затыкая себе рот и нос. Но она знала, что где-то там, впереди, бьётся о стекло потерявший себя человек, и что только она может вывести его отсюда, только она может указать ему верную дорогу, только она... Но она заперта в лабиринте из снов и желаний, и не поможет ему, пока не разберётся с собой. И что всё, что ей сейчас остаётся - это кричать, до хрипов, до боли в горле и крови на губах - в надежде, что её услышат... А он уходит всё дальше и дальше, ещё немного - и заблудится насовсем.
- Рукия! Рукия!
Тепло...
Кажется, её трясут за плечи. И ещё обнимают, и руки у обнимающего - такие же сильные и нежные, чьи прикосновения будят её поутру...
Стекло ломается - и внутри, и снаружи, а змея застывает, завороженная звуком голоса. На Рукию из зеркал смотрит множество лиц, но ей нужно только одно.
Она видит его впереди - он стоит, не двигаясь, но и не оборачиваясь. Он ждёт её. Наконец-то он ждёт только её.
Успокоившись, она подходит к нему, не в силах более ждать - слишком велико её желание взять его за руку. И, стиснув зубы, она рвётся вперёд... Чтобы проснуться.
Перед ней - длинные чёрные волосы и бледная грудь.
Перед ней - чужое тёплое дыхание и серо-синие глаза, нежный взгляд которых не вытравить даже многолетней капитанской выдержкой. И запах - тот самый запах, преследовавший её во сне и наяву, к которому она так тянулась, которым она жила и дышала. Родной и знакомый, почти как собственный.
Её голос кажется ей чуждым, когда она хрипло произносит:
- Нии-сама?..
- Ты кричала во сне.
- Я знаю. Я звала... Вас.
- Я знаю. Я слышал.
Он услышал! Он наконец услышал! И понял, приняв её, остановившись и давая ей вывести его из ловушки.
Рукия глубоко вдыхает - она не может надышаться им, впитывая его запах каждой клеточкой своего тела.
- Значит, Вы всё же нашли выход? - пытаясь сгладить неловкость, лукавит она. Но сейчас не до шуток.
- Только благодаря тебе. - Бьякуя тянется к ней, сплетая пальцы, греясь ею. - Спасибо, Рукия.
«Спасибо, что помогла мне вспомнить, что значит чувствовать».


На следующий день садовник, совершая регулярный марафон по саду, найдёт на тропинке у дома сброшенную змеиную кожу, а чуть подальше - и саму сдохшую змею. «Всё-таки ещё не настолько потеплело, чтобы надолго выползать из нор - видно, вылезла на солнце, да не учла времени года. Что ж, это будет ей уроком» - подумает он, покачав головой, и отнесёт её за ограду, чтобы сжечь в костре. И чтобы собратья её не смели приближаться к дому господина и госпожи.

Я читала эту прелесть еще на ли.ру и с удовольствием отписываюсь снова. Я не люблю пару Бьякуя/Рукия, но здесь она великолепно смотрится. Герои получились очень... живыми, и, сугубо имхо, канонными. Я их увидела. За такое замечательное поздравление-спасибо.

:+4: вааааааааааааааааааааааааааааааааааай!!!!это...это безупречно!

Reikon, не за что)))

Цитата :

и, сугубо имхо, канонными. Я их увидела.

А вот это просто здорово!

позитивный псих, спасибо=)