Название: «Время, которое не ждёт. Любовь, которая не забывается»
Автор: gaarik
Бета: не бечено
Пейринг: Бьякуя/Рукия, + скользящий намёк на Ичиго/Рукия
Жанр: драббл, ангст, deathfic
Рейтинг: PG-13
Фендом: Bleach
Дисклеймер: отказ от прав
Предупреждение: возможен ООС
От автора: написано на не вошедшую в тур на Однострочниках заявку: Бьякуя|Рукия. Ментоловые сигареты
Сам автор некурящий, но пройти мимо не смог

Ветер, поначалу слабый, ближе к вечеру усилился, с каким-то ожесточением трепля верхушки деревьев, срывая с них листья, терзая и ломая тонкие ветви. Заметно потемнело; по небу, сцепляясь в мрачные фиолетово-серые клубки, ползли тяжёлые тучи. Рукия стояла на мостике в саду поместья, и, подняв голову, смотрела вверх, в грозящее разорваться ливнем небо. Её руки были сжаты в кулаки, и ногти почти до боли впивались в ладонь. Если бы не погода, сегодня ночью можно было бы увидеть месяц. Единственное, что ещё осталось чистым в этом море скорби. Где-то высоко над тучами прогремел первый раскат грома, его приглушённый ветром гул пронёсся над кронами деревьев, возвещая о подступающей буре.

Бьякуя отложил кисть, которой выводил иероглифы на тонкой, полупрозрачной бумаге, и поднялся. Близился сильный дождь, стоило распорядиться, чтобы закрыли окна. Каллиграфия подождёт.

Высоко над головой оглушительно грохнуло, и спустя несколько секунд по траве уже барабанили, прибивая стебли к земле, первые капли. Как и тогда. Только сейчас причиной была непогода, а острые, разрезающие небо на части вспышки молний – лишь жалкие подобия творящегося тогда над Каракурой хаоса. Воздух едва заметно дрожал от напряжения, и Рукии казалось, что всё вокруг застыло на несколько долгих секунд. Прежде чем новый удар грома не сдвинул остановившееся время. И – началось: закружились сорванные ветром ветки и листья, закрутились в холодном мокром вихре, и насыщенные влагой тучи, наконец, освободились от своей тяжкой ноши, щедро поливая водой притихший Сейрейтей.
Одежда промокла моментально, но Рукия не двинулась с места, не ушла в дом. Она просто стояла, внутренне радуясь, что текущие из глаз слёзы смешиваются с дождём. Она так устала… устала быть сильной. И ради чего? Тот, кого она любила, ушёл вместе с Айзеном, пожертвовал собой ради неё, ради того, чтобы Готей мог вздохнуть свободно. Нет больше иллюзий, Рукия. Как нет Ичиго. Всё, что у неё осталось – это его кровь на её форме. И въевшийся теперь в комнату запах сигарет, которыми она глушит свою боль.
Даже брат старается как можно реже заходить к ней, потому что знает, что ей нужно побороть эту боль самой. Иначе она выест её душу изнутри, и ничто уже не сможет помочь ей. Даже его любовь.
- Рукия?
Сестра вздрагивает, но не оборачивается.
- Рукия, иди в дом. Простудишься.
Ей хочется возразить, ей хочется кричать – дико и истошно. Ей всё равно – она и так уже мертва, какое к чёрту здоровье?! Но вместо этого она, понурив голову, послушно идёт в дом. Но, пройдя полпути, останавливается. Полотно дождя искажает реальность, смазывает краски в один серовато-расплычатый холст, и на его фоне она кажется такой одинокой, потерянной. Бьякуя поджимает губы, подавляя желание подойти и обнять… Только он знает, что в ней, несмотря на внешнюю хрупкость, таится стальной стержень, благодаря которому она пережила смерть Куросаки. Такой же, как и у него. Они оба потеряли самое дорогое, что было у них – он – Хисану, а она – друга, которого любила. Возможно даже больше, чем всех остальных, вместе взятых. Но после той битвы она начала всё чаще замыкаться в себе, отдаляясь от него, от всех, не реагируя на окружающую действительность, воспринимая его поддержку как неизбежное. И, если он не примет меры, то потеряет и её.
- Нет…
Пальцы сжимаются в кулаки, и мужчина чувствует, как вокруг стремительно холодает.
- Рукия… – но его голос теряется в рёве ветра, когда рванувшийся вверх столб ослепительно-яркой реяцу ударяет в небо, превращая воду в лёд, и мелкие осколки дождя рассыпаются инеем по траве. – Успокойся.
- Нет… Я не хочу… Не могу.
Вздохнув, Бьякуя подходит ближе; тонко хрустят под ногами льдинки. Несмотря на лето, сейчас его сад похож на рождественскую сказку – каждый цветок и лист оторочен изморозью. Девушка подпускает его к себе, но её взгляд по-прежнему устремлён в никуда. Она не вздрагивает, когда на её плечо ложится тёплая рука брата. Её одежда насквозь пропахла этим чёртовым дымом.
- Ты курила. – Уже не вопрос – утверждение.
- Да, – отвечает Рукия, не прибавляя привычное «нии-сама».
Потому что бывают моменты, когда можно позволить себе то, что раньше казалось недопустимым. Как ей, так и ему. И сейчас как раз один из таких моментов. Поэтому Бьякуя наклоняется, легко проводя ладонью по намокшим чёрным волосам.
- Я… боюсь, что когда-нибудь забуду его. – Тихо произносит она, разворачиваясь к нему лицом.
- Прошлое забывается, только если сам этого хочешь. Если нет – то ты будешь помнить о нём вечно.
- Поэтому Вы… всё ещё любите её?..
- Да. Я хочу помнить… Ведь, не будь её – и я не нашёл бы тебя.
Сейчас так темно, что не различить, где начинаются его волосы, не сдерживаемые более оковами кенсейкана и иссиня-чёрными прядями ниспадающие на её плечи – окутывающая их темнота растворяет собой всё. Все грани, правила, внутренние установки – всё сметается, стоит ему почувствовать её рядом с собой, почувствовать, как часто бьётся её сердце и как дрожат её руки, вцепившиеся в его юката. Всё осталось там, далеко, очень далеко отсюда, и есть только здесь и сейчас. Время… наконец замедлило свой бег.
Бьякуя наклоняется, и, приподняв её голову за подбородок, легко касается губами её щеки. Рукия, оцепенев, замирает на несколько мгновений, а потом, вывернувшись, выскальзывает из его объятий. Отходит на полшага, и, опустив голову, выдыхает:
- Прости…те меня, нии-сама. Я позволила себе слишком многое. Это больше не повторится.
И, подобрав подол, едва ли не бежит в дом. Аристократ смотрит ей вслед, задумчиво проводя языком по губам, слизывая с них горькую соль с привкусом ментоловых сигарет.
Стихает ветер, и тучи постепенно рассеиваются – чтобы время, которое не ждёт, могло продолжить свой отсчёт. Они его не забудут. Оба.